|
ИСКУССТВО КАК ПРАЗДНИК
Выступление на Десятых Международных Успенских Чтениях
Киев, Святая София, Митрополичий Дом, 30 сентября 2010 г.
Выступление на Десятых Международных Успенских Чтениях
Киев, Святая София, Митрополичий Дом, 30 сентября 2010 г.
Преосвященный АЛЕКСАНДР (ДРАБИНКО)
Епископ Переяслав-Хмельницкий,
Викарий Киевской Митрополии
Епископ Переяслав-Хмельницкий,
Викарий Киевской Митрополии
В ХХ веке столь долго и систематически обсуждали тему смерти (или, в более мягкой форме – кризис) искусства, что любые слова по этому поводу сегодня становятся не только труднопроизносимыми, но и неуместными. Весь ХХ век искусство, в частности, искусство изобразительные, развивались по пути самоуничтожения. Художники и идеологи искусства как бы проводили эксперимент – они искали ту грань, которая могла бы стать последней, «смертной» точкой искусства, его финалом. Но сама смерть искусства, сам момент, когда бы оно окончательно и безвозвратно перестало быть собой, все откладывалась, ускользала, оставаясь лишь еле заметной, и, к счастью, недостижимой точкой на горизонте.
Связь искусства с реальностью становилась все более тонкой. Эксперименты – все рискованнее. Но чаемая экспериментаторами «смерть искусства» не наступала. Не пройдена эта «точка невозврата» и сегодня, когда современное искусство часто сведено к одному социальному высказыванию. Причём, нередко высказыванию, привлекающему к себе внимание не содержанием «сообщения», а его скандальной формой. В поисках новизны высказывания, художники яростно спорят с античной теорией искусства, пытаются сделать искусство лишёнными катарсиса, пытаются сделать свои эстетические эксперименты абсолютно лишёнными красоты, концептуально безобразными.
А красота и образ – побеждают идеологов современного искусства. Уходят художники, забываются их пафосные идеологемы, – а красота продолжает жить и в мире, и даже в их работах, там, где, казалось бы, по замыслу идеологов, красота вообще не должна была существовать.
Красота остаётся в этом мире даже, если мы не хотим её видеть. Даже, если мы её предаём, распинаем, изгоняем из своей жизни – красота есть, и она,как и тысячи лет тому назад, остаётся одним из главных спутников и смыслов человеческой жизни. Более того, попытка искусства ХХ века лишить красоту её царственного венца, привела к тому, что красота – например, в искусстве концептуализма – предстала зрителю обнажённой, лишённой всего лишнего. А, следовательно, – ещё более могущественной, пленяющей, царственной.
Красоту постигла участь её Творца. Красоту изгоняли из мира и человеческого существования подобно Богу. И вот, на пороге нового тысячелетия, мы можем утверждать, что дерзостный эксперимент не удался. Возьмите любуюкартину, которая концептуально задумана как безобразная – и вы убедитесь в немощи его создателя-художника и его идеологии. Не обладающий возможностью творить из ничего, творящий из уже созданного, художник просто обречён на то, чтобы его произведение содержало в себе энергию красоты. Достаточно лишь посмотреть на кажущееся безобразным сквозь линзу микроскопа, и мы убедимся: красота наезживаема, а безобразное – лишено красоты лишь поверхностно, лишено её лишь на первый взгляд, убедимся, что безобразное также иллюзорно, как и зло.
Фотоискусство находится в более выгодном отношении к реальности, чем другие виды современного искусства. Линза фотоаппарата является как бы естественным продолжением нашего взгляда. И куда бы мы его не обратили, мы встречаемся с реальностью, которая таит в себе присутствие Бога и исходящих от Него энергий красоты и блага. Средневековые теологи полагали, что все, что мы видим, весь мир предметов – это разновидность света, его «окаменелости», затвердевшая форма, внутри которой содержится свет. И этот взгляд на мир правдив. Мир существует, поскольку такова воля Божия, существует, поскольку он пронизан Божественными энергиями, и куда бы мы не обратили свой взгляд, – в конце концов, прозирая за грань непослушания и бунта свободной воли, мы увидим благо, увидим сияние нетварной энергии, увидим святую волю Бога о бытии мира.
Когда мы видим в ближнем и в мире в целом лишь плохое – грех, непослушание, умаление красоты,– мы живём в аду. И мы переносимся в пространство рая, когда, взирая глубже, видим в человеке и его мире – подлинно-человеческое, их смысл, ихукорененность в Боге. В этом смысле искусство является адом, когда мы пытаемся увидеть мир в его мнимой самодостаточности, – мир без энергий света и красоты, мир без Бога. И оно же, искусство, может быть праздником, может быть предвестником рая, когда перед нами открывается подлинная картина мира, когда мы видим мир сияющим, исполненным красоты и света.
«Бог создал этот мир, а дьявол сделал его интересным» – лжёт один украинский постмодернист, экспериментирующий в области поэзии и политики. Это – неправда. Интересным, исполненным неожиданности, удивляющим сделал мир не дьявол, а Бог, который создал личностные существа свободными.
Праздник таит в себе освобождение, возможность познать и опытно пережить подлинную свободу, возможность увидеть бытие в более объёмной, «стереоскопической» перспективе, чем банальная, скучная, и, увы, привычная нам, «панорама греха».
Позволю себе высказать замечание, которое, уверен, уже неоднократно звучало в предыдущих выступлениях. Как свидетельствует этимология, украинское слово «свято» указывает на связь праздника со святостью. Праздник свят, поскольку он открывает подлинное, святое, ту жизнь, которая живёт в нас от Бога, то подлинное, глубинное в человеке, что вложили, вернее, вдунули в него Божии уста: «дыхание жизни», созидающее человека«душею живою» (Быт. 2,7).
Бог создал мир благим и укоренённым в красоте. А непослушанием человека в мир вошло умаление – грех, болезнь, которая приражается к красоте и благу, искрадывая их полноту. Мир благ. Мир укоренён в красоте как одной из нетварных энергий Бога. Но для того, чтобы увидеть мир таким – необходимо отрешится от обыденного, ветхого зрения. Праздник врывается в наш мир как пространство вечно нового, пространство подлинно-интересного, неожиданного, нечаянного. Праздник – это то, что даёт нашему ветшающему миру новую жизнь, юность, энергию. Святость праздника – это символическое сердце человеческой жизни, сердце, благодаря которому мы не только существуем, но и живём, познавая красоту и благость мира.
Искусство как праздник – это акт подлинного видения, когда мир открывается нам в своём истинном, глубинном смысле. И это также акт освобождения – освобождения, актуального как для творца, так и для его зрителя, поскольку каждый раз, когда мы обнажаем красоту человека и мира, мы освобождаем себя и сам мир от ещё одной иллюзии. Иллюзии, что зло (или «не-добро», «не-благо», «не-красота») – субстанционально, самодостаточно, абсолютно.
Человек и его творчество может быть как соработником Бога, так и соработником лукавого. Взгляд, видящий злое – вторит его начальнику. Взгляд, прозирающий благо, взгляд «праздничный», святой – вторит Начальнику святости и блага. Отсюда смысл творчества – в сотворчестве Богу, который, будучи Сердцевидцем, всегда обращает свой смиренный взор к тому, что в нас подлинно, к нашему настоящему «я».
Для человека, который занимается фотографией, особенно важно, что или кого он постоянно видит. И если, согласно счастливому жребию судьбы, вы стали свидетелем человеческой правды и красоты, то ваше чувство подсказывает, что промолчать нельзя, что увиденное вами должно быть художественно засвидетельствовано. Ознакомившись с нашими работами, легко заметить, что значительная их часть является портретами Предстоятеля Украинской Православной Церкви Блаженнейшего Митрополита Владимира. Человека, тихая, непоказная святость жизни которого оче-видна – это слово мне здесь особо дорого – почти каждому, кому довелось с ним общаться. В этом смысле нам несказанно повезло. Нам не нужно было напряжённо всматриваться в лицо человека, чтобы обнаружить в нем красоту и правду. Достаточно было не лжесвидетельствовать, фиксируя то, что открыто благодарному сыновьему взгляду.
Именно из этого уникального опыта общения и сослужения Предстоятелю возникло и наше видение искусства как праздника, как опыта освобождения святости из одежд повседневности. Фаотоработы, которые здесь представлены должны засвидетельствовать нечто, на наш взгляд, простое и одновременно ценное: жизнь – свята, человек – свят, мир, в котором мы живём – освещён и свят, исполнен подлинной красоты и блага.
Кто мой ближний? Как свидетельствует притча Спасителя о милосердном самарянине, ответ на этот вопрос может быть только жизненным. Ближний – это тот, кого мы любим, человек, красота сердца которого для нас оче-видна, то есть явлена нашему взору.
Жизнь праведника – это огромная удача для его современников и ближних, поскольку она обнажает правду о человеке, обнажает тот образ, которым сияет тварный мир, средоточием которого человек является. И этот, дарованный Богом, жизненный дар – обязывает. Обязывает, поставив праздник и праведность «точкой отсчёта», увидеть мир в его подлинном величии и красоте.
На одной из представленных нами работ изображены молящиеся, собравшиеся в Свято-Успенской Киево-Печерской Лавре на престольный праздник обители. Зрителю нелегко рассмотреть лица этих людей. Но я верю, что если мы с Божией помощью постараемся их духовно увидеть, то каждый из них, станет нашим ближним, обнаружит в себе, в своём лице, красоту и правду.
Праздник обнажает святость и красоту. Он освобождает от иллюзии господства греха и неправды. Праздник – место и ситуация, когда каждый из нас слышит и старается воплотить в своей жизни слова Христа: «пребудьте в любви Моей» (Ин. 15,9).Постараемся же, чтобы наша жизнь была празднична и свята, чтобы наши глаза, наше видение – обнаруживали окружающих нас людей подлинно ближними.